М-21 с трудом разлепил глаза и уставился мутным взглядом в
пол, покрытый каким-то причудливым рисунком, от которого голова закружилась ещё
сильнее, чем было до этого, а приступ тошноты и вовсе едва не опрокинул обмякшее
тело с кровати. Застонав, М-21 перевернулся с живота на спину и прижал
вспотевшую ладонь ко лбу, пытаясь припомнить, каким именно образом он добрался
до кровати, не расплескав себя по пути. На удивление, какие-то мутные картинки
событий вчерашнего всё-таки всплыли, хотя М-21 и не надеялся на это.
Минувшим вечером, судя по отрывочным воспоминаниям,
случилась бурная пьянка, начавшаяся на мальчишнике и закончившаяся… чёрт его
знает когда. Вернее, сам мальчишник закончился в районе трёх часов ночи, когда
пьяного в слюни жениха поволокли к такси, поэтому продолжал М-21 уже в гордом
одиночестве у себя в комнате с бутылкой не самого дорогого виски, от которого
развезло в момент, а голову словно пронзили большим ржавым штырём,
выкорчёвывающим мозг. Конечно, не самые приятные ощущения, помноженные на
похмелье, но благодаря им получилось хоть немного прийти в себя и даже
пошевелить языком в пересохшем рту. Пить хотелось чертовски.
Вспомнить, когда именно тело перестало функционировать и
отключилось, придавленное изрядной долей алкоголя, так и не получилось, зато в
голове возникла чёткая мысль, что волноваться, в общем-то, не о чем – сознание
покинуло его задолго до того, как первая рюмка с виски была опрокинута в
желудок. Задолго до этого вечера и даже задолго до этой, вне всякого сомнения,
сложной недели. Кажется, пару месяцев назад. Именно в тот день, когда с языка
Тао как бы между делом сорвалась новость о том, что она выходит замуж. М-21
тогда вообще не собирался заходить в их общую комнату, он целенаправленно шёл
мимо – прямиком в кабинет Франкенштейна, чтобы уточнить кое-какие детали по
поводу очередного рабочего дня в школе. Но так получилось, что рука сама
потянулась к двери, и как только М-21 сделал шаг внутрь, тело попросту
окаменело. 
Такео, завидев того, чьим ушам данная информация была крайне
противопоказана, обмер, а Тао, осознав всю сложность положения, в котором они
оказались, попытался тут же заболтать друга совершенно посторонними вещами,
чтобы хоть как-то сгладить лишнюю и не самую приятную информацию, но… Стоило ли
говорить, что ничего не получилось?
Именно в тот самый момент, когда М-21 захлопнул дверь перед
носом бледного от волнения Тао, разум словно отключился, оставляя тело на
попечение заученным годами рефлексам. Нет, М-21 ни в чём не винил ни болтливого
Тао, ни участливо молчащего Такео, но общаться потом с друзьями, пытающимися
разговорить сумрачного напарника, отказывался достаточно долго. Он просто не
хотел срывать свою злобу на тех, кто в этом был ни капельки не виноват. И был
благодарен за то, что они его понимали.
С того дня М-21 будто бы превратился в робота, механически
совершающего каждодневные процедуры: он ходил на работу, выполнял поручения по
дому, внимательно слушал напутствия Франкенштейна и даже, кажется, понимал то,
что ему говорили. Но при этом ничего не чувствовал из-за того, что изнутри его
точила монохромная жгучая боль, заполнившая собой всё свободное пространство
души. Словно кто-то впился длинными острыми когтями в сердце и теперь медленно
вытягивал его из тела сквозь грудную клетку. И во всём этом был виноват только
он один и никто больше. М-21 сам себя загнал в ловушку, захлопнул дверцу и
выкинул к чертям ключ. И сам же не стал ничего делать, чтобы вернуть всё в
прежнее русло. Теперь просто так стало – никак. И к этому «никак» он уже начал
привыкать. Ко всему, в конце концов, со временем привыкаешь.
| 
