«…и врагу не пожелаешь испытать то, что он пережил», – подумал Тао, покачав головой. Поэтому продолжать этот фарс не имело смысла. Но высказаться всё же хотелось.

– Слушай, – начал он, в замешательстве почесав шею, – я совру, если скажу, что понимаю твои чувства. И, да, я знаю, что мне чертовски с этим повезло, потому что такие… близкие отношения с живым человеком, а не с машиной, мне чужды. Компьютеры в этом деле куда прагматичнее, правда? – Мельком глянув на уставившегося в потолок М-21, Тао усмехнулся и, не дождавшись реакции, продолжил: – Ты имеешь право злиться на кого угодно, винить всех вокруг, швыряться диванами и небольшими деревьями, уничтожить какой-нибудь город в приступе ярости – мы бы всё поняли и приняли, несмотря на возможные потери и разрушения. Но ты ничего не делаешь вот уже долгое время, и это чертовски пугает нас, четвёртый. Раньше ты как-то… более бурно реагировал на внешние раздражители, а теперь тебя словно больше нет. Пустота.

– Так и есть, – пробормотал М-21 и поморщился от вспышки боли в голове. Пора было закругляться, иначе даже навязанная самому себе бесчувственность могла помяться под действием душеспасительных разговоров Тао. И тогда не миновать беды. – Мне сейчас очень хреново, поэтому говори быстрее и, будь добр, оставь меня одного.

– Что ты собираешься делать? Избегать её? Игнорировать? – решив не ходить кругами, в лоб спросил Тао. Он почему-то не терял надежды вытащить его из берлоги хотя бы ненадолго, но шансы на это таяли с каждой минутой, а часы в этот раз были особенно неумолимы, отсчитывая секунду за секундой с каким-то непривычным рвением, будто торопясь к неизбежности.

– Я не знаю, – хмуро ответил М-21. – Юна и остальные дети по-прежнему считают нас друзьями и приходят даже спустя годы после окончания школы. Будет сложно не встречаться с ней. Хотя, – он усмехнулся, – у неё теперь появится семья. Вряд ли она будет так часто приходить, когда станет чьей-то женой.

Тао закусил губу и, набрав побольше воздуха в лёгкие, уточнил:

– А ты сам-то хочешь её видеть? – Он пристально посмотрел на замершего друга. – И, заметь, я говорю не про «можешь», а именно про «хочешь». Только слепой не увидел бы тех усилий, которые ты каждый раз прикладываешь, чтобы держать себя в рамках. Но желание её видеть у тебя осталось?

На несколько секунд в комнате воцарилась тишина, прерываемая лишь приглушенными окном звуками, доносящимися с улицы, затем М-21 тяжело вздохнул и пожал плечами, по-прежнему разглядывая потолок.

– Чувства, которые я испытывал к Юне ранее, никуда не делись, – задумчиво пробормотал он и, усмехнувшись, взъерошил пальцами волосы. – И я просто не понимаю, что мне нужно сделать с собой, чтобы избавиться от них. Это как яд, который не убивает.

Подумав, М-21 хотел было продолжить, но внезапно затих, не зная, что ещё добавить к тому, что уже было произнесено. Да, он по-прежнему не мог без замирания сердца смотреть на Юну, не мог не замечать её улыбок в его сторону, не мог не понимать, что она по-прежнему питает к нему куда более глубокие чувства, нежели к остальным. Но теперь это было под запретом, потому что М-21 сам не хотел повторения истории. Он не хотел ставить её под удар и позволять расплачиваться за собственные грехи. Поэтому подобная мера была необходима… Да, именно в этом М-21 и старался себя убедить. С переменным успехом.